В 1983 году холостой студент Хабаровского мединститута Юрий Зинчук усыновил оставленного в роддоме ребенка, за что подвергся травле и едва не был исключен из вуза. Эта история тогда прогремела на весь Союз. Спустя 35 лет нам удалось найти ее героя. И узнать историю еще одного не менее удивительного усыновления.
Последние три с половиной года семья доктора Зинчука живет в Киеве, деля крохотное съемное жилье с двумя собаками и девятью кошками. Почти всех животных Зинчуки приютили с улицы – еще тогда, когда жили в собственном просторном сельском доме в Донецкой области.
Дом, многочисленное хозяйство и прекрасную амбулаторию пришлось оставить из-за войны – летом 2014 года село оказалось на краю печально знаменитого Иловайского котла. В первые же дни перемирия, едва утихли разрывы «градов» и рассеялся чад горевших в округе танков, семья собрала пожитки, кошек с собаками и уехала в никуда, пополнив многотысячную армию «внутренне перемещенных лиц».
За оставленным домом сейчас присматривает живущий в Донбассе со своей семьей старший сын, Богдан. Тот самый, о котором в 1983 году писала «Комсомолка» и другие газеты. А всего у Юрия и Галины Зинчук четверо детей. Двое из них – усыновленные. Могло бы быть и больше, но в первый раз усыновить Юрию не дали – «усыновителю» самому едва исполнилось 16…
Увидел ребенка – и будто прирос к нему
В детстве, рассказывает Юрий Дмитриевич, он недополучил мужского внимания. Дедушек не застал, ни по отцовской, ни по материнской линии. Один погиб в Берлине за день до Победы, второй подорвался сразу после войны, когда глушил рыбу, чтобы накормить голодавших односельчан. С отцом близких отношений не сложилось – тот, искалеченный завалом в шахте, крепко пил. Брата у Юры не было, только две сестры. Еще одна сестренка умерла сразу после родов, сельские медики не спасли…
Тут бы хорошо вставить пафосное предложение о том, как пережитая семьей трагедия зародила в душе мальчика мечту стать врачом и спасать новорожденных детей, но это не так. Судьбу стать врачом и спасать детей для Юры определил случай.
– Медиков я всегда считал какими-то небожителями, невероятно умными и грамотными людьми семи пядей во лбу, – рассказывает Юрий Дмитриевич. – Куда уж нам, донецким пацанам! Я хотел быть «всего лишь» кинорежиссером, поступить во ВГИК, учиться у Герасимова… Получив аттестаты, решили с другом поступать для начала в Днепропетровское театральное училище. Идем на вокзал за билетами, а навстречу – секретарь сельсовета. Говорит: «Ребята! К нам пришли три путевки в медучилище, на военных фельдшеров. Даже с тройками на экзамене возьмут. Пойдете?» Мы тут же развернулись – еще бы не пойти!
Отец, правда, был категорически против. «Зачем оно тебе надо? Будешь из-под старух судна выносить!» «Да, – говорю. – И буду!»
А мне и правда не казалось это чем-то страшным. Зато очень хотелось людям помогать, какое-то вот милосердие во мне уже тогда было. В общем, настоял на своем и поступил.
Во время учебы в медучилище с Юрием и произошла встреча, во многом определившая его последующую жизнь. Встреча, о которой даже сегодня, спустя сорок с лишним лет, он не может рассказывать без слез. Начинает, но прерывается, отворачивается и делает знак рукой, чтобы я выключил диктофон…
– Это было на втором курсе. Мы тогда проходили практику в детском отделении больницы. И была там палата для малышей, от которых отказались родители. Было их там человек двенадцать, наверное. В манеже игрались. И вот один мальчик, Сережа, годика два с половиной ему было, почему-то выделил меня из всей группы. Стал меня узнавать и тянуться ко мне. Мы все заходили всегда одинаковые – в халатах, в колпаках, в масках – лиц не видно. Но где бы я ни стоял, Сережа меня узнавал, тянул ко мне ручки, радовался, улыбался… Как сейчас его вижу – глаза голубые, волосы белокурые, кучерявые… И я как будто прирос к нему!
Пришел к матери и говорю: «Нам нужно усыновить этого ребенка!» Мать и не против была. Пришли с ней, стали узнавать, что и как. Мне усыновить не давали, потому что самому только 16 лет исполнилось. А чтобы мать смогла усыновить, нужно было согласие отца. Но отцу это сто лет не нужно было. Он тогда уже сильно пил, изводил всю семью… Так и остался Сережа в больнице. Что с ним дальше стало – не знаю…
Принимать роды – это счастье!
Отношения с отцом у всех в семье окончательно испортились – конфликты, постоянные скандалы, драки… Закончилось тем, что отца забрали на принудительное лечение от алкоголизма, а мать, не в силах больше терпеть такую жизнь, уехала с детьми на Север, в Магаданскую область. Землячка выслала приглашение, помогла устроиться на работу. Вскоре, с отличием окончив училище и получив диплом фельдшера, туда перебрался и Юра.
И сразу оказался нарасхват – медиков в поселке Талая, где был крупный совхоз и детский санаторий, остро не хватало. Парня звали на работу и в больницу, и в санаторий, но он выбрал совхозный детсад – детей обожал, к тому же предложили должность врача и служебное жилье. Параллельно стал подрабатывать санитаром в больнице.
После года работы молодого медика в районе оценили и зауважали. Медицинское начальство убедило не идти в армию, а продолжить образование, тем более, что с красным дипломом медучилища можно было сдавать только один вступительный экзамен в мединститут. Юрий выбрал Хабаровский. Хотел быть акушером, поэтому и документы подал на акушерский факультет. Но председатель приемной комиссии, декан педиатрического, уговорил выбрать педиатрию. Однако акушерство не хотело отпускать студента Зинчука.
– В училище у нас совсем не было акушерской практики. Теории – сколько угодно, а вот попрактиковаться не пришлось. Ни на занятиях в больнице, ни на ночных дежурствах. И вот после первого курса приезжаю я домой, на Север. Только залез в ванну, как срочно зовут на роды. Прибегаю к роженице – ребенок уже выходит. Я как эту детскую головку увидел – от страха чуть сам не родил! А когда роды принял – дал себе слово, что стану акушером.
И стал, причем скоро, на втором курсе. Приехав на учебу, по знакомству устроился акушером в 1-й клинический роддом Хабаровска. Месяц обучался у опытной акушерки, а потом начал принимать роды сам. Проработал в роддоме 5 лет, принял за это время около 400 родов, а в последние два года сам уже стажировал молодых акушеров.
– Опыт тогда я получил колоссальный. Насмотрелся такого, что не приведи Господь… И девочки по 14-15 лет рожали, которых изнасиловал отчим, и заключенные женщины, которых привозили под охраной, и пациентки психиатрических больниц. Горе, беды, мертворожденные, недоношенные, брошенные дети – все было…
В общем, увидел акушерство изнутри. Это мясорубка. Акушеры в основном работали тогда по принципу – лишь бы женщина не разорвалась. Отсюда и частые увечья младенцев при родах. А для меня приоритетом стали дети. Говорю мамочке: разорвешься – зашьем, заживет, а вот если ребенок пострадает – это на всю жизнь. В общем, сберечь ребенка – это был мой конек.
Когда женщины это поняли, то стали записываться на роды ко мне. Лежавшие на сохранении тоже вызывали на роды меня.
И для меня было счастьем эти роды принимать! Когда ребенок рождается, ты первым берешь его на руки, первым видишь – мальчик или девочка и сообщаешь об этом маме – это счастье.
Я вашего сына заберу себе!
Брошенных матерями детей, лежавших в отдельной палате роддома до перевода на 2-й этап выхаживания в инфекционное отделение, Юрий видел каждый день. Видел, жалел, грустил и даже думал о возможности усыновления – когда-нибудь в будущем. Но судьба распорядилась по-иному.
– Однажды прихожу на работу, считаю женщин – 40 их у меня лежало – одной не хватает. Кровать пустая, на тумбочке – записка: “Извините, я оставляю ребенка, воспитывать не могу, не осуждайте”. Ушла. Я даже не смог сразу вспомнить ее фамилию. Иду в палату новорожденных, посмотреть на ребенка.
Дети обычно рождаются отекшие, красные, в смазке, а этот… Лежит красота неописуемая. Брови вразлет, ресницы черные, губы бантиком. Спит. И улыбается мне во сне. И вот тут произошел какой-то надрыв… Меня как молнией пронзило. Почувствовал что-то такое… Как Божий знак…
А утром Юрия вызвал главврач и попросил разыскать мать-отказницу, чтобы та написала официальный отказ. Возможно, на ребенка уже кто-то положил глаз – желающих усыновить тогда было много, а вот отказники из благополучных семей с хорошей наследственностью попадались нечасто. То, что наследственность хорошая, Юра понял, когда встретился с матерью и узнал в ней женщину, у которой принимал предыдущие роды. Узнал и причину отказа.
Она – актриса, муж – военный, офицер. Двое детей. Муж поступил в военную академию, уехал в Ленинград и встретил другую женщину. Спасая семью, жена решилась на еще одного ребенка, когда муж приезжал в отпуск. А перед самыми родами он написал жене, что у него только что родился ребенок в Ленинграде и что он подает на развод…
– Говорит мне: «Я постоянно на гастролях, один мальчик у моей матери, второй – у его матери. Воспитывать беспризорника для детской комнаты милиции я не собираюсь, мне и так тяжело».
А я возьми да и скажи в сердцах: «Раз так, я вашего сына заберу себе!» Сказал, а сам думаю: как же я это сделаю?
Сам студент 4-го курса, не женат, даже девушки не было. Зато содержал мать и двух сестер. Но я всегда был человек поступка. И сейчас детям своим говорю: решил – делай, не сомневайся.
Дело усыновления Юра начал с юридической консультации, благо они тогда были бесплатные. Рассказал юристам выдуманную историю о том, как жил с женщиной, как она родила от него сына, а затем решила оставить ребенка в роддоме. И как, мол, теперь отцу забрать свою кровиночку? Оказалось, несложно: «Вместе с матерью забираете ребенка из роддома, регистрируете в ЗАГСе, называетесь отцом. С документами из ЗАГСа идете в нотариальную контору, где мать пишет отказ от ребенка. Платите 1 р. 80 коп. госпошлины – и ребенок ваш».
Мать Юры, которой сын сообщил о своем решении, стала было отговаривать. Мол, зачем, сынок? Загубишь себе судьбу, не женишься потом… Может, все-таки оставишь, не возьмешь? Юра отрезал: «Если не прекратишь – уйду из твоей жизни!» Ответом стал телеграфный перевод на большую по тем временам сумму 100 рублей, со словами: «Купи внуку все».
Новоиспеченный отец все купил, а что не купил, то добыли друзья-студенты – детскую кроватку, матрасик… Пока ребенка забирали из роддома, соседи быстро освободили комнату для молодой семьи. И первым домом малыша стало студенческое общежитие. Здесь ему и имя выбрали – Богдан. Потому что Богом данный…
На следующий день Богдана Юрьевича зарегистрировали в ЗАГСе. Мать под осуждающие взгляды чиновников попросила ребенка ей в паспорт не вписывать. Вписали только отцу. После нотариального оформления отказа от ребенка его родная мать и приемный отец простились навсегда.
Он ребенка украл!
Налаживать быт отца-одиночки Юрию помогал весь курс. Парни бегали в роддом за сцеженным молоком, потом с рецептом на молочную кухню. Девушки приходили помочь с купанием. С приготовлением пищи помогали соседи, которым Юра давал деньги на продукты. Словом, все поддерживали, как могли. Кроме институтского начальства.
В первые же дни отцовства деканат отстранил студента Зинчука от занятий. Курсового комсорга обвинили в том, что ребенка он… украл. Обвинили пока неофициально, но вполне серьезно. Посыпались жалобы, сигналы, доносы. К травле подключился профком. Возмущенные однокурсники писали в центральные газеты с просьбой вмешаться, а отца с сыном осаждали комиссии с проверками и инспекциями.
– Приходят целой делегацией, в грязной обуви – профком, деканат и инспекторы детской комнаты милиции. Проверяют условия – все идеально, ребенок чистый, ухоженный, сытый, пеленок в избытке, все постирано-поглажено. «Откуда у вас ребенок?» «Мой сын», – говорю. «А документы есть?» «Есть». Вижу – председатель профкома чуть в обморок не упал от неожиданности.
Инспекторы говорят: «Может, мы его пока в дом малютки заберем? Вы его будете навещать, видеть, а когда окончите институт – заберете». «Нет, – говорю, – это не воспитание. Я своего сына никому не отдам!»
В общем, ушли они несолоно хлебавши.
А потом меня вызывает ректор. Прекрасный человек был, уже пожилой и очень интеллигентный. Захожу, вижу – в кабинете уже мои гонители сидят. Два декана и председатель профкома. Трясутся. Они ведь докладывали, что я украл ребенка! А ректор мне мягко так говорит: «Сынок, у тебя ребенок? Где ты его взял?» «Это мой сын. Усыновил», – отвечаю. «А документы есть? Покажи». Я документы на стол выложил, он внимательно прочитал и… Как он орал на этих дураков! Я таких ругательств больше в своей жизни не слышал! «Уроды! – кричит. – Вместо того, чтобы подать руку помощи человеку, который ребенка от сиротства спас, вы его травите?! Вон отсюда!!!» Те вылетели пулей.
Опала сменилась заботой. Студенту выписали материальное пособие и стали всячески помогать. Предлагали академический отпуск для воспитания сына, но Юрий попросил лишь о свободном посещении лекций, не пропуская при этом практики.
Одновременно пришла слава – разбираться с ситуацией вокруг гонимого приемного отца-одиночки в Хабаровск потянулись приглашенные студентами журналисты. Статьи о поступке Юрия появились в «Тихоокеанской звезде», «Комсомольской правде», «Известиях» и других газетах. Студент стал героем дня. Со всех уголков страны ему писали слова поддержки, стихи, слали игрушки, приглашали в гости… Особенно тронуло приглашение одного ветерана войны из Одессы, с благодарностью написавшего: «Дело, за которое мы воевали, живет!»
Галя сказала: «Давай свой паспорт, пойдем в ЗАГС»
В мае Юрий досрочно сдал экзамены и улетел с Богданом на Север. И там вдруг женился.
Галя родом из Луганской области – почти землячка Юрия. На Север попала тоже, можно сказать, случайно. Близко дружила с дочерью замначальника Магаданского облздравотдела и переехала к подруге в Магаданскую область, где работала сперва в детском санатории в поселке Талая, а затем пошла на службу санинструктором в стоявшую там же часть внутренних войск.
Со своей будущей женой Юрий познакомился за пару месяцев перед усыновлением Богдана, в январе, когда приезжал на каникулы. Знакомство было коротким. Нина Алексеевна, одна из коллег по прежней работе, с которыми Юра продолжал дружить и бывать на их традиционных посиделках, как-то сказала: «Пойдем в клуб – там такая красавица поет! Познакомитесь!» «Вы мне вот эти все сватания прекратите!» – начал было отбрыкиваться парень. Но в итоге уговорили, пошел. Познакомились, потом посидели за одним столом, вот и все – парень уехал на учебу в Хабаровск.
А когда вернулся в поселок с младенцем, Галя вместе с Ниной Алексеевной и огромным плюшевым медведем зашла поздравить. Увидела Богдана – и прикипела к нему всем сердцем. Стала приходить каждый день, помогать с ребенком.
– Так получилось, что у нас с будущей женой каких-то свиданий при луне, объяснений и прочей романтики не было, – смеется Юрий Дмитриевич. – Много общались, подружились. Она спрашивала о планах на жизнь, в том числе на личную. Я отвечал, что женюсь на той женщине, которая станет матерью моему сыну. Так и договорились до свадьбы – как-то все полушутя, полусерьезно. В итоге Галя пришла и говорит: «Давай свой паспорт, пойдем в ЗАГС». Пошли и расписались. И в институт я приехал уже с кольцом. Как все удивились! «Это ж каким надо быть человеком, чтобы тебя женить!» Они ведь знали меня как убежденного холостяка, очень ценившего свободу.
Пока Юрий заканчивал институт, Богдан рос, окруженный любовью и заботой мамы, тети и бабушки. Потом папа вернулся и продолжил работать врачом. Через полтора года у Богдана родился брат Руслан. Еще через семь – сестра Соня. И никто и не думал, что через тридцать лет после рождения Богдана в семье появится еще один сын.
Я увидел глаза брошенного Сережи
Кроме рождения детей, за тридцать лет в жизни Зинчуков произошло немало событий. Сперва заболел непутевый отец Юры, семья выписала его к себе на Север, где он скоропостижно умер. Потом опасно заболела мать, потребовалось менять климат на более теплый.
В год развала Советского Союза Зинчуки переехали на Украину, в Донецкую область. Юрий возглавил сельскую амбулаторию и оборудовал ее по последнему слову техники за счет местной агрофирмы. В этой же амбулатории стали работать фельдшерами Галина и Руслан. Профессию врача выбрала и Соня, поступив в медуниверситет. Богдан окончил зооветеринарный институт, но пошел работать в милицию участковым, правда потом уволился, так и не научившись брать мзду…
В 2013 году амбулатория, которую возглавлял Юрий Дмитриевич Зинчук, обслуживала 8 сел с населением в 3500 человек. В одном из этих сел появилась неблагополучная семья – жертвы черных риелторов. Нередкий случай – квартиру переписывают на новых владельцев, а прежних вывозят в село и селят в каком-нибудь бесхозном ветхом домишке. Так и оказались в селе древняя старушка и супружеская пара алкоголиков. Муж отсидел полжизни за воровство и недавно освободился. Жена забеременела, чтобы жить на детское пособие. В июле поступила в роддом, родила и сбежала вместе с ребенком в село, к сожителю.
Для районного здравотдела такой случай – ЧП. В таких случаях на место выезжает комиссия из чиновников и медиков, включая заведующего амбулаторией, на чьей территории проживает нерадивая мамаша.
– Заходим в дом – условия ужасные. Окна затянуты пленкой вместо стекол, везде грязь, комнаты тесные. Комиссия занялась ребенком, а я, вместо того, чтобы снаружи подождать, как обычно, почему-то решил осмотреть остальные комнаты. Захожу в последнюю – сидит в углу древняя бабушка, а на полу – подросток. Играется поломанным телефоном. Смотрит на меня. И тут произошло то, что я до сих пор не могу себе объяснить. Я вдруг увидел глаза того самого маленького Сережи, которого когда-то хотел, но не смог усыновить…
Конечно, это был не Сережа. И почти уже не подросток. Саше, старшему сыну сбежавшей роженицы, тогда как раз только исполнилось 18 лет. До 15 он жил благополучно – с бабушкой. Потом бабушка умерла и три года парень буквально бродяжничал. В этот день он приехал проведать маму, которой никогда был не нужен. А встретил отца.
Хочу, чтобы вы были моим папой
Голодному парнишке (не ел четыре дня и вообще «привык голодать») доктор оставил немного денег – сколько было с собой, и номер телефона. Семью с новорожденным забрали в город. Перед этим милиции удалось узнать телефон тех самых черных риелторов, по чьей вине семья оказалась в захолустье.
Юрий Дмитриевич попросил участкового передать трубку и очень жестко поговорил с мошенниками. А на обратном пути подумал с тревогой: а ну как эти криминальные элементы, поняв, что на них вышли, приедут и уберут свидетелей? Вернулся, забрал Сашу. И оказался прав – председатель сельсовета потом рассказывал, как на следующий день в село нагрянули подозрительные типы, но в хатке никого не нашли…
Разобравшись с неблагополучной семьей, Юрий Дмитриевич вернулся в амбулаторию, где его ждал уже покормленный Галиной Саша.
– Говорю ему: «Сынок, что будем делать? Как дальше?» А он и отвечает: «Я хочу, чтобы вы были моим папой». Мне никто в жизни такого не предлагал. Что было делать? «Ну, – говорю, – если хочешь, я тебя заберу».
Жена поначалу воспротивилась. Но Юрий Дмитриевич и тут показал себя человеком поступка, уже принявшим решение: «Я сказал! Не спорь и неси бензилбензоат, обрабатывать этого Маугли будем».
Саша и вправду был как Маугли из городских джунглей – в драных обносках, вшивый, весь в чесотке… Последнее тревожило особо – только недавно в больнице от сепсиса на фоне чесотки умерла сельская девочка. В общем, паренька отмыли, откормили, вылечили, одели… Через время доктор Зинчук его официально усыновил, дал свою фамилию и отчество. Труднее всего оказалось социализировать и научить жизни. Годы беспризорности не прошли даром, парень еще долго оставался наивным ребенком, рассказывает Юрий Дмитриевич.
– Сашка уже жил с нами, учился на сварщика и подружился с девочкой. А той вдруг понадобилось куда-то уехать, но денег на дорогу не было, попросила Сашу помочь. Так тот, недолго думая, взял из дому золото и отнес в ломбард. Дома скандал – «Такой-сякой, вор!» Да не вор он, ребята! Просто ребенок такой – всем помочь хочет. Такое рыцарство, юношеский альтруизм.
С семьей новый сын слился не сразу. Несколько раз срывался, уходил. Первый раз – летом 2014 года. Уехал к матери в Донецк. В это время в Донбассе началась война. Зинчуки уехали в Киев, и связь с Сашей прервалась. Он потерял телефон, а у Юрия Дмитриевича испортилась сим-карта. Оба сменили номера и не могли друг другу дозвониться. Два месяца оба страдали от разлуки. Наконец, Саша догадался зарегистрироваться в «Одноклассниках» и найти там отца.
– Начали переписываться, и я чувствую, что говорю совершенно с другим человеком. Он за это время сильно повзрослел. Говорю: у тебя, сынок, есть два варианта: или ты со мной будешь человеком, или оставайся, но тогда пропадешь и сопьешься. И он решился.
Я ему выслал паспорт, передал вещи. А когда он написал: «Пап, я твои вещи нюхал, они тобой пахли», то я заплакал…
Ты меня побил – значит, я тебе не безразличен
Второй раз Саша пытался пожить отдельно от семьи уже в Киеве. Хватило его на полторы недели, вернулся. Но адаптироваться к нормальной жизни все равно было сложно. Парень не знал, что такое работа, как туда устраиваться, зачем нужна трудовая книжка… Устроился в супермаркет – сделал сам себе запись в трудовой.
Скрывал, что прогуливал работу, зарплату почти не получал. Дело шло к увольнению. Юрий Дмитриевич заподозрил неладное, пошел к управляющей и все узнал. Вернулся домой на взводе, а там и так горячо – Соня с Русланом ссорятся. Урезонил старших и взялся за младшего. Разбор полетов закончился для отца срывом – схватил ремень и выпорол сына. Тот убежал из дома на всю ночь. А утром вышел на работу и принялся добросовестно трудиться…
С тех пор прошло больше года. Сашу словно подменили. Работает изо всех сил, несет деньги в дом, делает карьеру – освоил профессии продавца-консультанта, приемщика товара, оператора, сейчас стажируется на заместителя управляющей магазина. Стал очень аккуратный, опрятный, следит за собой. Пишет стихи и музыку, читает рэп, выступает на концертах. И очень любит и ценит семью. Как и семья – его. Юрий не может нахвалиться сыном.
– Я просто поражен! От прежнего Маугли ничего не осталось – хороший, послушный мальчик. Жадно все постигает, впитывает. Соня его всему учит. Ходим с ним в театр, на балет – ведь он всего этого раньше не видел.
Долго не мог простить себя за агрессию, за ту боль, которую я ему нанес. Сердце болело: любимого ребенка – взять и отлупить. А потом как-то он мне говорит: «Знаешь, я тебя люблю». «За что же ты меня любишь? Я же тебя выпорол». «Значит, я тебе не безразличен. Значит, я тебе дорог…»
Юрий – это и есть Георгий
А еще у Юрия Дмитриевича есть названный сын. Правда, он живет далеко от «второго отца», но любит и молится за него. В один из страшных дней конца августа 2014 года, после ночи грохота и разрывов вокруг села, к амбулатории пришел выживший солдат-срочник из разбитого на пути в Донбасс отряда кадровой украинской армии.
В соседних селах его сослуживцы в одиночку и группами попадали в плен, а этого полуобезумевшего от ужаса парнишку семья доктора спасла. Накормили, переодели, спрятали, а через несколько дней передали приехавшим родителям.
А те рассказали, как, не будучи в силах помешать отправке сына на войну, при расставании надели ему на шею ладанку с изображением святого великомученика Георгия Победоносца. «Пусть, сынок, убережет тебя святой Георгий!» И святой уберег, послал Георгия на помощь. Ведь имя Юрий – это и есть Георгий.
Источник